Читаем без скачивания Глубина [сборник] - Сергей Лукьяненко

— Принято формулировать таким языком.

Вот оно что…

— Ты изучаешь таких, как Кепочка? — спрашиваю я. — Настоящий охотник за охотниками липовыми?

— Нет. Уже давно нет, Леня. Изучать было интересно полгода, год. А сейчас — все они на одно лицо. И Кепочка, и остальные подобные ему. Все патологии едины, и если ты знаешь одного психопата, то можешь предсказать поведение тысячи.

— Тогда, зачем…

— Потому что они есть. Здесь деструкция, прущая из них, может причинить боль одному, нескольким людям. В реальной жизни они оставят за собой след из сломанных судеб, отравленной любви, осмеянной дружбы. Может быть, даже из крови. А здесь они безвредны. Весь их гонор, звериные реакции, интриги и самомнение — пыль. Пыль на ветру.

— Но ведь тебе тяжело — здесь!

— И что с того? Больно не мне настоящей. Больно мне нарисованной.

— Вика…

— Я тебя прошу — не вмешивайся в дела Заведения. А то Мадам снимет твой доступ.

Она улыбается, и я теряюсь.

— Ладно. В Заведении я в ваши дела не вмешиваюсь.

— А за его пределами?

— Это уже вопрос личной свободы.

Вика разводит руками.

— Леонид, тебе сколько лет?

— Меняемся? — быстро спрашиваю я. — Информация на информацию?

В виртуальности никто не афиширует свои биографические данные. Но Вика даже не подозревает, насколько их не привык афишировать я.

— Хорошо. Мне двадцать девять, Леонид.

Прежде чем ответить, я еще успеваю обрадоваться.

— Тридцать четыре.

— Никогда бы не подумала. Я тебе давала двадцать с небольшим.

Не стоит говорить, что мои опасения были прямо противоположными.

— Виртуальность лжива.

— Нет. Виртуальность — как лед. Мы вмерзаем в нее раз и навсегда. Нашу первую маску невозможно снять. Потом можно придумать сотни тел, но то, первое, всегда будет заметно.

— Твоей первой маской была Мадам?

Вика берет со стола сумочку, достает сигареты, закуривает:

— Да, Леня. Мы получили грант на исследование сексуального поведения людей в виртуальном пространстве. Западники были немножко на этом повернуты… как-никак треть информации в сети касалась секса. Вот я и придумала такой образ — уверенная, тертая жизнью, все повидавшая хозяйка борделя.

— Он получился, — признаю я.

Вика выдыхает дым и спрашивает с легкой иронией:

— Может быть, я такая и есть? В глубине души?

— А мне плевать.

Вру я, вру. Но Вика не спорит.

— Зуко тебя успокоил?

— Почти.

— Он хороший специалист. Ты можешь спокойно приводить своего приятеля.

Смотрю на часы. Время еще есть.

— Это не так просто, Вика. Тут важно угадать и прийти за ним вовремя.

— Смешной вы народ, хакеры, — бросает Вика. Мне тоже смешно. Надо же! Меня посчитали крутым программистом.

— Ты позволишь у тебя поспать?

— Что?

— Поспать. Я почти сутки в глубине, а работать лучше со свежей головой.

Вика — вот чудо — подходит к вопросу по-деловому.

— Тебя разбудить?

— Да, через два часа.

— Спи. Будь как дома. Я сама тебя разбужу.

Она треплет меня по волосам — жест скорее подошел бы Мадам, но мне все равно приятно. Кивает на постель и выходит в ту дверь, что ведет в костюмерную. Через минуту Мадам выйдет из своей комнаты и отправится командовать девочками.

А я совершаю не совсем корректный поступок. Достаю из кармана куртки катушку с тонкой нитью. На конце нити — грузик.

Ветер за окном не утихает ни на минуту, нитку раскачивает, но я все-таки вытравливаю ее до конца. Когда грузик касается склона, смотрю на нить: каждый метр ее отмечен полоской красной краски.

Семь с половиной метров. Простыни тут не помогут. Ну ничего, в борделе наверняка есть веревки, хотя бы в тех комнатах, что предназначены для садомазохистов.

Выкидываю катушку за окно. Мне чуть-чуть неловко, но я утешаюсь тем, что Вика наверняка разрешила бы этот маленький эксперимент.

Она ведь сказала — «будь как дома»…

Я плюхаюсь на узкую кровать, прямо на покрывало. Закрываю глаза. Но перед тем как позволить себе уснуть, все таки выхожу из виртуальности и приказываю «Виндоус-Хоум» разбудить меня через два часа.

Сон приходит почти мгновенно. Я почему-то надеюсь, что снова увижу что-то сюжетное и пророческое — как в прошлый раз, когда Алекс расстрелял Неудачника. Но мне снится полный сумбур.

Радуга, сияющая над Диптауном. Ослепительные всполохи, похожие на дип-программу. Только эта радуга сложена из уступов, это библейская лестница, уходящая в небо. Я иду по ней, словно Компьютерный Маг в своих крылатых шлепанцах. Цвета, оказывается, имеют разную плотность — я проваливаюсь в фиолетовых и синих слоях, «слегка опираюсь на зеленые и твердо ступаю по желтым. Город подо мной ярок и наряден, я вижу его сквозь цветной туман.

Во сне я даже знаю, почему иду в небо. Где-то там, наверху, хрустальный купол глубины, разделивший мир пополам. Я должен разбить его — или оружием Маньяка, или голыми руками, как получится. Хрусталь треснет и прольется на город — ослепительным звездным дождем. Ведь звезды — они из хрусталя, это не подлежит сомнению. Из колкого хрусталя, отражающего свет наших глаз.

И что-то случится. Может быть, звезды сожгут нас. Может быть — успеют остыть и упадут в подставленные ладони. Не знаю, чего именно я хочу.

Главное — не ошибиться и ударить вовремя. Оно уже определено, то время, когда я смогу превратить барьер в миллионы хрустальных звезд. Оно почти пришло, время…

— Время… Леонид, время…

Открываю глаза под шепот «Виндоус-Хоум». Проходит пара секунд, прежде чем я осознаю, где нахожусь.

А еще через мгновение входит Вика:

— Ты проснулся?

Киваю, сажусь на смятой постели, тру лоб. Голова тяжелая. Надо было или дольше спать, или вообще не ложиться.

— Я сварю кофе, — говорит Вика.

Привалившись к деревянной стене, наблюдаю за Викой. Она достает из черного, не от грязи — от старости, буфета, полотняный мешочек с кофе. Мелет зерна на маленькой ручной кофемолке из надраенной до блеска меди. Умело разжигает очаг.

Пахнет сухими сосновыми дровами, закипающим кофе. И какой-то абстрактной, немедицинской чистотой… то ли воды в горном ручье, то ли горячего песка под солнцем.

Хорошо.

Я могу прошептать свою считалочку и выйти в реальность.

Сварить настоящий кофе и даже сдобрить его остатками коньяка. Умыться холодной водой.

Будь я проклят, если так поступлю.

Это здесь все настоящее — чистый воздух, живая вода, кофейная гуща на дне чашки, заботливый взгляд Вики. Снаружи — заброшенная пыльная комната, сырость, гнилая вода из крана.

…Что-то часто стало накатывать на меня это самоубийственное желание — стать таким, как все…

— Коньяк? — спрашивает Вика. Наливает мне маленькую рюмочку «Ахтамара».

— У меня есть еще минут пять, — говорю я. — Потом… пора.

— Ты вернешься не один?

— Надеюсь.

— Возьми своего друга за руку, когда будешь входить. Тогда для него тоже сделают привилегированный статус. Я попрошу Мага.

— Спасибо.

— Мадам поблагодаришь. От нее все зависит.

— С Мадам мы друзья, она позволит, — улыбаюсь я.

Я успеваю выпить две чашки кофе и две рюмки коньяка, прежде чем мое время и впрямь кончается.

Пора.

Вика начинает прибирать в комнате, когда я выхожу. Я невольно вспоминаю про суррогат-семьи, которые в последнее время стали появляться все чаще и чаще. Все эти живущие в разных городах парочки, снимающие в Диптауне общие квартиры. Говорят, они очень любят возиться по хозяйству, пылесосить и стирать — словно имитация быта сделает их союз настоящим.

«А у вас есть семья?»

«Да. Моя подруга проститутка, у нас маленькая горная хижина в борделе. Заходите, она сварит прекрасный кофе. У нас всегда чистенько и уютно, даже после землетрясения!»

От того, что такая картина не вызывает ни малейшего раздражения, становится страшно.

Ситуацию надо разрешать. Как угодно.

Я бреду по улице к входному порталу. Прохожу мимо павильончика какой-то авиакомпании, где скучает оператор. Рядом с павильончиком примостился нищий. Это тоже новое явление — побирушки в виртуальном пространстве, еще месяц назад их не было.

Нищий опрятен, но оборван и тощ. Его фигура слегка просвечивает и дергается рывками — таким способом пытаются продемонстрировать низкую скорость модема и слабость программного обеспечения.

— Help me… — стонет нищий.

— Бог подаст, — сообщаю я.

— Господин хакер, хотя бы один доллар… — плачется вслед нищий.

Говорят, большинство из этих нищих — русские. Говорят, что никто из них в деньгах не нуждается. Это просто забава «новорусских», редкое развлечение. Поклянчить, побыть в шкуре нищего. Якобы модная и действенная психотерапия. Маньяк клялся, что навесил одному из таких нищих маркер, и тот оказался директором крупного банка.